По дачной платформе взад и вперед прогуливалась парочка недавно поженившихся супругов. Он держал ее за талию, а она жалась к нему, и оба были счастливы. Из-за облачных обрывков глядела на них луна и хмурилась: вероятно, ей было завидно и досадно на свое скучное, никому не нужное девство. Неподвижный воздух был густо насыщен запахом сирени и черемухи. Где-то, по ту сторону рельсов, кричал коростель…
    — Как хорошо, Саша, как хорошо! — говорила жена. — Право, можно подумать, что всё это снится. Ты посмотри, как уютно и ласково глядит этот лесок! Как милы эти солидные, молчаливые телеграфные столбы! Они, Саша, оживляют ландшафт и говорят, что там, где-то, есть люди... цивилизация... А разве тебе не нравится, когда до твоего слуха ветер слабо доносит шум идущего поезда?
   — Да... Какие, однако, у тебя руки горячие! Это оттого, что ты волнуешься, Варя... Что у нас сегодня к ужину готовили?
   — Окрошку и цыпленка... Цыпленка нам на двоих довольно. Тебе из города привезли сардины и балык.
   Луна, точно табаку понюхала, спряталась за облако. Людское счастье напомнило ей об ее одиночестве, одинокой постели за лесами и долами...     
   — Поезд идет! — сказала Варя. — Как хорошо!
   Вдали показались три огненные глаза. На платформу вышел начальник полустанка. На рельсах там и сям замелькали сигнальные огни.
   — Проводим поезд и пойдем домой, — сказал Саша и зевнул. — Хорошо нам с тобой живется, Варя, так хорошо, что даже невероятно!
   Темное страшилище бесшумно подползло к платформе и остановилось. В полуосвещенных вагонных окнах замелькали сонные лица, шляпки, плечи...
   — Ах! Ах! — послышалось из одного вагона. — Варя с мужем вышла нас встретить! Вот они! Варенька!.. Варечка! Ах!
   Из вагона выскочили две девочки и повисли на шее у Вари. За ними показались полная пожилая дама и высокий, тощий господин с седыми бачками, потом два гимназиста, навьюченные багажом, за гимназистами гувернантка, за гувернанткой бабушка.     
   — А вот и мы, а вот и мы, дружок! — начал господин с бачками, пожимая Сашину руку. — Чай, заждался! Небось, бранил дядю за то, что не едет! Коля, Костя, Нина, Фифа... дети! Целуйте кузена Сашу! Все к тебе, всем выводком, и денька на три, на четыре. Надеюсь, не стесним? Ты, пожалуйста, без церемонии.
   Увидев дядю с семейством, супруги пришли в ужас. Пока дядя говорил и целовался, в воображении Саши промелькнула картина: он и жена отдают гостям свои три комнаты, подушки, одеяла; балык, сардины и окрошка съедаются в одну секунду, кузены рвут цветы, проливают чернила, галдят, тетушка целые дни толкует о своей болезни (солитер и боль под ложечкой) и о том, что она урожденная баронесса фон Финтих...
   И Саша уже с ненавистью смотрел на свою молодую жену и шептал ей: — Это они к тебе приехали... чёрт бы их побрал!
   — Нет, к тебе! — отвечала она, бледная, тоже с ненавистью и со злобой. — Это не мои, а твои родственники!
   И обернувшись к гостям, она сказала с приветливой улыбкой:
   — Милости просим!
   Из-за облака опять выплыла луна. Казалось, она улыбалась; казалось, ей было приятно, что у нее нет родственников. А Саша отвернулся, чтобы скрыть от гостей свое сердитое, отчаянное лицо, и сказал, придавая голосу радостное, благодушное выражение:         — Милости просим! Милости просим, дорогие гости!

​

(1885)

     Along the train platform strolling back and forth were a pair of recently married spouses. He held her by the waist, and she pressed towards him and both were happy. From behind cloudy fragments, the moon looked at them and became overcast: probably, it was envious and irritated about its tiresome, unattached maidenhood. Motionless air was thickly saturated with the scent of lilac and bird cherry trees. Somewhere, on the other side of the rails, a corncrake cried…   
   —How nice, Sasha, how nice! — said the wife. Truly, one might think that all of it is a dream. You look, how cozy and tender these woods look! How dear are these solid, quiet telegraph poles! They enliven the landscape, Sasha, and they say that out there somewhere, there are people…civilization…But does it not please you, when the wind softly brings to your ear the noise of a moving train?
   —Yes… however, what burning arms you have! This is because, that you are getting excited, Varya…what were they making for our dinner today?
   —Okroshka and chicken… the chicken is enough for us both. They brought you sardines and dried fish from the city.
   The moon appeared as if it was sniffing tobacco, hidden behind a cloud. The human pleasantness reminded her of solitude, a single bed past the forests and vales…
   —The train is coming!— said Varya.— How nice!
   In the distance appeared three fiery eyes. The stationmaster came out onto the platform. All around the rails there were signal lights flashing.
   —We will see off the train and walk home, — said Sasha and yawned. — It is so nice to be living with you, Varya, so nice, it is even unbelievable!
   The dark terror noiselessly crawled towards the platform and stopped.  In the half lit car windows flashed sleepy faces, caps, shoulders…
   —Oh! oh! — a sound was heard from one of the wagons.— Varya and her husband have come out to meet us! Here they are! Varenka!…Varenka! Oh!
   Out of the train car leaped two girls and hung around the neck of Varya. Behind them appeared a heavyset, elderly woman and a tall, thin gentleman with gray sideburns, then two schoolchildren, loaded with baggage, after the schoolchildren the governess, behind the governess the grandmother.                   
   —But here were are, here we are, friends!— began the gentleman with sideburns, shaking the hand of Sasha. —Tea, I am tired of waiting! Probably, you have scolded uncle because he is not coming! Kolya, Kostya, Nina, Fifa… children! Give cousin Sasha a kiss! Everyone to you, all the clan, and for three, four days. I hope we will not inconvenience you? Let us be familiar with one another, no formalities.  
   Having seen uncle and the family, the spouses lapsed into horror. While uncle was talking and kissing, a picture flashed in Sasha’s imagination: he and his wife give the guests their three rooms, pillows, blankets; the dried fish, sardines, and okroshka are eaten in one second, the cousins tear the flowers, spill the ink, make a ruckus, auntie talks the whole day about her illness (tapeworm and an upset stomach) and about how she was born baroness Von Fintikh.
   And Sasha already looked at his young wife with hatred and whispered to her: —They came to see you…to hell with them!
   —No, to see you! — she answered, pale, also with hatred and with spite. —These are not my relatives, but yours!
   —And turning to the guests, she said with a kind smile:
   —Welcome!
   The moon again emerged from behind the clouds. It appeared that she was smiling; it appeared, it was pleasant to her that she had no relatives. But Sasha turned around to conceal his angry, despairing face from the guest and said, imparting to his voice a joyful, placid expression:
   —Welcome, dear guests!

​

​