WARD NUMBER 6
By Anton Pavlovich Chekov
XI
Этот разговор продолжался еще около часа и, по-видимому, произвел на Андрея Ефимыча глубокое впечатление. Он стал ходить во флигель каждый день. Ходил он туда по утрам и после обеда, и часто вечерняя темнота заставала его в беседе с Иваном Дмитричем. В первое время Иван Дмитрич дичился его, подозревал в злом умысле и откровенно выражал свою неприязнь, потом же привык к нему и свое резкое обращение сменил на снисходительно-ироническое.
Скоро по больнице разнесся слух, что доктор Андрей Ефимыч стал посещать палату № 6. Никто — ни фельдшер, ни Никита, ни сиделки не могли понять, зачем он ходил туда, зачем просиживал там по целым часам, о чем разговаривал и почему не прописывал рецептов. Поступки его казались странными. Михаил Аверьяныч часто не заставал его дома, чего раньше никогда не случалось, и Дарьюшка была очень смущена, так как доктор пил пиво уже не в определенное время и иногда даже запаздывал к обеду.
Однажды, это было уже в конце июня, доктор Хоботов пришел по какому-то делу к Андрею Ефимычу; не застав его дома, он отправился искать его по двору; тут ему сказали, что старый доктор пошел к душевнобольным. Войдя во флигель и остановившись в сенях, Хоботов услышал такой разговор:
— Мы никогда не споемся и обратить меня в свою веру вам не удастся, — говорил Иван Дмитрич с раздражением. — С действительностью вы совершенно не знакомы и никогда вы не страдали, а только, как пьявица, кормились около чужих страданий, я же страдал непрерывно со дня рождения до сегодня. Поэтому говорю откровенно: я считаю себя выше вас и компетентнее во всех отношениях. Не вам учить меня.
— Я совсем не имею претензии обращать вас в свою веру, — проговорил Андрей Ефимыч тихо и с сожалением, что его не хотят понять. — И не в этом дело, мой друг. Дело не в том, что вы страдали, а я нет. Страдания и радости преходящи; оставим их, бог с ними. А дело в том, что мы с вами мыслим; мы видим друг в друге людей, которые способны мыслить и рассуждать, и это делает нас солидарными, как бы различны ни были наши взгляды. Если бы вы знали, друг мой, как надоели мне всеобщее безумие, бездарность, тупость, и с какою радостью я всякий раз беседую с вами! Вы умный человек, и я наслаждаюсь вами.
Хоботов отворил на вершок дверь и взглянул в палату; Иван Дмитрич в колпаке и доктор Андрей Ефимыч сидели рядом на постели. Сумасшедший гримасничал, вздрагивал и судорожно запахивался в халат, а доктор сидел неподвижно, опустив голову, и лицо у него было красное, беспомощное, грустное. Хоботов пожал плечами, усмехнулся и переглянулся с Никитой. Никита тоже пожал плечами.
На другой день Хоботов приходил во флигель вместе с фельдшером. Оба стояли в сенях и подслушивали.
— А наш дед, кажется, совсем сдрефил! — сказал Хоботов, выходя из флигеля.
— Господи, помилуй нас, грешных! — вздохнул благолепный Сергей Сергеич, старательно обходя лужицы, чтобы не запачкать своих ярко вычищенных сапогов. — Признаться, уважаемый Евгений Федорыч, я давно уже ожидал этого!
XI
This conversation continued for about another hour longer, and apparently, made a deep impression on Andre Yefimich. He started to go to the ward building every day. He went there during mornings and after lunch, and evening darkness often found him in conversation with Ivan Dmitrich. The first time Ivan Dmitrich shied away from him, suspected maligned intentions and openly expressed his hostility, then he got used to him and his harsh treatment changed to condescending-ironic.
Soon a rumor spread in the hospital that doctor Andre Yefimich started to visit ward number six. No one — neither the medical assistant, nor Nikita, nor the nurses could understand, why he went there, why he sat there for whole hours, what he talked about and why he was not writing out prescriptions. His actions seemed strange. Mikhail Averyanich did not find him at home often, which never happened before, and Darushka was very confused, because the doctor was already not drinking beer at the appointed time and sometimes was even late for lunch.
Once, this was already the end of July, doctor Khobotov came on some errand to Andre Yefimich; having not found him at home, he set out to look for him in the garden; they told him here that the old doctor had gone to see the mental patient. Entering the ward and having stopped in the entryway, Khobotov heard a conversation like this:
— We never will get along and you will not succeed in turning me to your belief, — said Ivan Dmitrich with annoyance. — You are entirely unacquainted with reality and you never struggled, but only, like a beetle, nourished yourself around the suffering of others, I have struggled unremittingly from birth until this day. This is why I say openly: I consider myself above you and more competent in all respects. It is not for you to teach me.
— I do not have any pretension to turn you towards my own belief, — said Andre Yefimich quietly and with self-pity, that they did not want to understand him. — there is no substance to this also, my friend. The issue is not that you were suffering and I not. Suffering and happiness are passing; we will depart them, God with them. But the issue is that, you and I reason, we see in each other people, who are capable to reason and discuss, and this makes us compatible, as if there were no differences in our opinions. If only you could know, my friend, how I am tired of universal insanity, lack of talent, dullness, and with what joy I always discuss with you! You are an intelligent person, and I delight in you.
Khobotov opened the door slightly and glanced into the ward; Ivan Dmitrich in a cap and doctor Andre Yefimich sitting adjacently on the bed. The madman was grimacing, shuddering and frantically wrappping himself up in his cloak, but the doctor sat motionless, head dropped down, and his face was red, helpless, sorrowful. Khobotov shrugged his shoulders, laughed and exchanged looks with Nikita. Nikita also shrugged his shoulders.
On another day Khobotov came to the building together with the medical assistant. Both stood by the entryway and listened in.
—But our grandpa, it seems, was being a coward! — said Khobotov, exiting from the ward.
— Lord, forgive us sinners! — sighed the magnificent Sergey Sergeyich, trying to avoid puddles so that he would not dirty his brightly shined up boots. — To confess, dear Evgeny Fyedorich, I have already long been expecting this!