WARD NUMBER 6
By Anton Pavlovich Chekov

                                              XII
После этого Андрей Ефимыч стал замечать кругом какую-то таинственность. Мужики, сиделки и больные при встрече с ним вопросительно взглядывали на него и потом шептались. Девочка Маша, дочь смотрителя, которую он любил встречать в больничном саду, теперъ, когда он с улыбкой подходил к ней, чтобы погладить ее по головке, почему-то убегала от него. Почтмейстер Михаил Аверьяныч, слушая его, уже не говорил: «Совершенно верно», а в непонятном смущении бормотал: «да, да, да...» и глядел на него задумчиво и печально; почему-то он стал советовать своему другу оставить водку и пиво, но при этом, как человек деликатный, говорил не прямо, а намеками, рассказывая то про одного батальонного командира, отличного человека, то про полкового священника, славного малого, которые пили и заболели, но, бросив пить, совершенно выздоровели. Два-три раза приходил к Андрею Ефимычу коллега Хоботов; он тоже советовал оставить спиртные напитки и без всякого видимого повода рекомендовал принимать бромистый калий.
   В августе Андрей Ефимыч получил от городского головы письмо с просьбой пожаловать по очень важному делу. Придя в назначенное время в управу, Андрей Ефимыч застал там воинского начальника, штатного смотрителя уездного училища, члена управы, Хоботова и еще какого-то полного, белокурого господина, которого представили ему как доктора. Этот доктор, с польскою, трудно выговариваемою фамилией, жил в тридцати верстах от города, на конском заводе и был теперь в городе проездом.
   — Тут заявленьице по вашей части-с, — обратился член управы к Андрею Ефимычу после того, как все поздоровались и сели за стол. — Вот Евгений Федорыч говорят, что аптеке тесновато в главном корпусе и что ее надо бы перевести в один из флигелей. Оно, конечно, это ничего, перевести можно, но главная причина — флигель ремонту захочет.
   — Да, без ремонта не обойтись, — сказал Андрей Ефимыч, подумав. — Если, например, угловой флигель приспособить для аптеки, то на это, полагаю, понадобится минимум рублей пятьсот. Расход непроизводительный.
   Немного помолчали.
   — Я уже имел честь докладывать десять лет назад, — продолжал Андрей Ефимыч тихим голосом, — что эта больница в настоящем ее виде является для города роскошью не по средствам. Строилась она в сороковых годах, но ведь тогда были не те средства. Город слишком много затрачивает на ненужные постройки и лишние должности. Я думаю, на эти деньги можно было бы, при других порядках, содержать две образцовые больницы.
   — Так вот и давайте заводить другие порядки! — живо сказал член управы.
   — Я уже имел честь докладывать: передайте медицинскую часть в ведение земства.
   — Да, передайте земству деньги, а оно украдет, — засмеялся белокурый доктор.
   — Это как водится, — согласился член управы и тоже засмеялся.
   Андрей Ефимыч вяло и тускло посмотрел на белокурого доктора и сказал:
   — Надо быть справедливым.
   Опять помолчали. Подали чай. Воинский начальник, почему-то очень смущенный, через стол дотронулся до руки Андрея Ефимыча и сказал:
   — Совсем вы нас забыли, доктор. Впрочем, вы монах: в карты не играете, женщин не любите. Скучно вам с нашим братом.
   Все заговорили о том, как скучно порядочному человеку жить в этом городе. Ни театра, ни музыки, а на последнем танцевальном вечере в клубе было около двадцати дам и только два кавалера. Молодежь не танцует, а всё время толпится около буфета или играет в карты. Андрей Ефимыч медленно и тихо, ни на кого не глядя, стал говорить о том, как жаль, как глубоко жаль, что горожане тратят свою жизненную энергию, свое сердце и ум на карты и сплетни, а не умеют и не хотят проводить время в интересной беседе и в чтении, не хотят пользоваться наслаждениями, какие дает ум. Только один ум интересен и замечателен, всё же остальное мелко и низменно. Хоботов внимательно слушал своего коллегу и вдруг спросил:
    — Андрей Ефимыч, какое сегодня число?       

    Получив ответ, он и белокурый доктор тоном экзаменаторов, чувствующих свою неумелость, стали спрашивать у Андрея Ефимыча, какой сегодня день, сколько дней в году и правда ли, что в палате № 6 живет замечательный пророк.
   В ответ на последний вопрос Андрей Ефимыч покраснел и сказал:
   — Да, это больной, но интересный молодой человек.
   Больше ему не задавали никаких вопросов.         Когда он в передней надевал пальто, воинский начальник положил руку ему на плечо и сказал со вздохом:
   — Нам, старикам, на отдых пора!
   Выйдя из управы, Андрей Ефимыч понял, что это была комиссия, назначенная для освидетельствования его умственных способностей. Он вспомнил вопросы, которые задавали ему, покраснел и почему-то теперь первый раз в жизни ему стало горько жаль медицину.
   «Боже мой, — думал он, вспоминая, как врачи только что исследовали его, — ведь они так недавно слушали психиатрию, держали экзамен, — откуда же это круглое невежество? Они понятия не имеют о психиатрии!»
   И в первый раз в жизни он почувствовал себя оскорбленным и рассерженным.
   В тот же день вечером у него был Михаил Аверьяныч. Не здороваясь, почтмейстер подошел к нему, взял его за обе руки и сказал взволнованным голосом:
   — Дорогой мой, друг мой, докажите мне, что вы верите в мое искреннее расположение и считаете меня своим другом... Друг мой! — и, мешая говорить Андрею Ефимычу, он продолжал, волнуясь: — Я люблю вас за образованность и благородство души. Слушайте меня, мой дорогой. Правила науки обязывают докторов скрывать от вас правду, но я по-военному режу правду-матку: вы нездоровы! Извините меня, мой дорогой, но это правда, это давно уже заметили все окружающие. Сейчас мне доктор Евгений Федорыч говорил, что для пользы вашего здоровья вам необходимо отдохнуть и развлечься. Совершенно верно! Превосходно! На сих днях я беру отпуск и уезжаю понюхать другого воздуха. Докажите же, что вы мне друг, поедем вместе! Поедем, тряхнем стариной.
   — Я чувствую себя совершенно здоровым, — сказал Андрей Ефимыч, подумав. — Ехать же не могу. Позвольте мне как-нибудь иначе доказать вам свою дружбу.
    Ехать куда-то, неизвестно зачем, без книг, без Дарьюшки, без пива, резко нарушить порядок жизни, установившийся за 20 лет, — такая идея в первую минуту показалась ему дикою и фантастическою. Но он вспомнил разговор, бывший в управе, и тяжелое настроение, какое он испытал, возвращаясь из управы домой, и мысль уехать ненадолго из города, где глупые люди считают его сумасшедшим, улыбнулась ему. —
   А вы собственно куда намерены ехать? — спросил он.
   — В Москву, в Петербург, в Варшаву... В Варшаве я провел пять счастливейших лет моей жизни. Что за город изумительный! Едемте, дорогой мой!

                                               XII

After this Andre Yefimich started to notice a certain secrecy around. The peasants, nurses, and patients, upon meeting with him, inquisitively glanced at him and then whispered. The girl Masha, daughter of the watchman, who he loved to meet in the hospital yard, now, when he came up her with a smile to pat her on the head, ran away from him for some reason. Postmaster Mikhail Averyanich, listening to him, already was not saying: “completely true”, but in indecipherable embarrassment muttered: “yes, yes, yes…” and looked at him pensively and sorrowfully; for some reason he began to advise his friend to quit vodka and beer, but doing so, being a tactful person, he did not speak directly, but with hints, talking about one battalion commander here, a great man, then about the regimental priest, little renowned, who drank and became ill, but, having stopped drinking, completely got healthy. Two to three times colleague Khobotov came to Andre Yefemich; he also advised him to quit alcoholic drinks and without any apparent cause was recommending to take bromide tablets.
   In August, Andre Yefimich received a letter from the local boss with a request to pay a visit over a very important matter. Arriving at the appointed time to the office, Andre Yefimich found the military boss there, the state supervisor of the regional school, members of the board, Khobotov and yet another chubby, blonde gentleman, who introduced himself as a doctor. This doctor with a Polish, hard to pronounce surname, lived thirty versts from the town on a horse breeding farm and now was in town passing through.
   — Here is a report on your department — a member of the board turned towards Andre Efimich after everyone exchanged greetings and sat around a table. — Here Yevgeny Fyodorich says, that the pharmacy is cramped in the main building and should be moved to one of the outbuildings. This, of course, is nothing, to move is possible, but the main reason— the building needs a renovation.
   — Yes, without repairs it will not be adequate, said Andre Yefimich, having thought for a moment. — If, for example, the corner building is to be made suitable for a pharmacy, then for this, I think, a minimum of five hundred rubles is needed. A wasteful expense.
   They were briefly silent.
   — I already had the honor to report ten years ago, — continued Andre Yefimich with a quiet voice, — that this hospital in its present state is an unaffordable luxury for the town. It was built in the forties, but there were not those means even then. The town spends too much on unnecessary buildings and unneeded positions. I think, for this money it would be possible, under different arrangements, to maintain two model hospitals.
   — So then let us bring in these different arrangements! — said a member of the board enthusiastically.
   — I already had the honor to report: transfer the medical department to the management of the Zemstvo.
   — Yes, transfer the money to the Zemstvo, and it will be stolen, — the blond doctor laughed.
   — This is how it typically carries on, — agreed the board member and also laughed.      
   Andre Yefimich faded and gloomily looked at the blonde doctor and said:
   — One must be fair.
  Again they were silent. Tea was served. The military boss, very disturbed for some reason, reached across the table, touched the hand of Andre Yefimich and said:
   —You completely forgot us, doctor. However, you are a monk: you do not play cards, you do not care for women. You are bored with people of this nature.  
   Everyone started talking about how boring it was for a decent person to live in this town. There was no theatre, or music, but at the last dance evening in the club, it was about twenty ladies and only two cavaliers. The youth do not dance, but always crowd around near the bar or play cards. Andre Yefimich slowly and quietly, not looking at anyone in particular, began to talk about what a pity, what a deep pity, that townspeople spend their living energy, their heart and intellect on cards and gossip, and do not know how and do not want to spend time on interesting conversation and on reading, they do not want to make good with the pleasures which the mind gives. Only intelligence by itself is interesting and extraordinary, everything else minor and lowly. Khobotov attentively listened to his colleague and suddenly asked:
   — Andre Yefimich, what is today’s date?
   Having received an answer, with the tone of examiners, he and the blonde doctor, sensing their clumsiness, began to ask Andre Yefimich what day is today, how many days are in a year and if it was true, that a remarkable prophet lived in ward number six.
   To answer the last question Andre Efimich turned red and said:
    —Yes, this is a sick, but interesting young man.
   They did not ask him any more questions.
   When he put on his coat in the lobby, the army chief put a hand on his shoulder and said with a sigh:
   — For us old men, it is time to rest!
       Leaving the board, Andre Yefimich understood that it was a committee appointed for the evaluation of his mental abilities. He remembered the questions which they asked him, turned red and somehow, for the first time in his life, he bitterly grudged medicine.
   “My Lord,” — he thought, recalling, how the doctors had just investigated him, — they recently had listened to a psychiatrist, held an examination, — “where is this complete ignorance coming from? They have no understanding of psychiatry!”
   And for the first time in his life he felt offended and irritated.
   On that same day, in the evening, Mikhail Averyanich came over. Not offering any greeting, the postmaster came up to him, took him by both hands and said with an anxious voice:   
        — My dear, my friend, prove to me that you believe in my sincere sympathies and consider me your friend… my friend! And, disrupting Andre Yefimich from speaking, becoming excited: — I love you for your education and benevolence of spirit. Listen to me, my dear. The rules of science prescribe doctors to conceal the truth from you, but, like in a war, I carve out this mother truth: you are unhealthy! Excuse me, my dear, but this is truth, and it has already been long noticed by everyone around. Now, doctor Evgeny Fyodorich was saying to me, that for the benefit of your health you need to rest and distract yourself. Completely true! Excellent! Soon I am taking a vacation and leaving to smell a different air. Prove that you are a friend to me— we will go together! We will go, and it will be like old times.
   —I feel totally healthy, — said Andre Efimich, thinking a bit. I cannot go. Allow me to prove my friendship to you any other way.
   To go somewhere, uncertain why, without books, without Darushka, without beer, to sharply break the routine of life, established over twenty years, — such an idea in the first minute seemed wild and fantastic to him. But he remembered the conversation formerly at the board, and the heavy mood, which he experienced returning from the board home, and the idea to leave town a while, where stupid people considered him insane, smiled upon him.   
   — And you intend to go where, exactly? — he asked.
   —To Moscow, St. Petersburg, Warsaw… in Warsaw I spent the five happiest years of my life. What an amazing town! Let us go, my dear!